Москва.
На пути к
Курскому
вокзалу
Все говорят:
Кремль,
Кремль. Ото
всех я слышу
про него, а
сам ни разу
не видел.
Сколько раз
уже (тысячу
раз),
напившись
или с
похмелюги,
проходил по
Москве с
севера на юг,
с запада на
восток, из
конца в
конец,
насквозь и
как попало Ч
и ни разу не
видел
Кремля
Вот
и вчера
опять не
увидел, Ч а
ведь целый
венчер
крутился
вокруг тех
мест, и не
так чтоб
очень пьян
был: я, как
только
вышел на
Савеловском,
вынпил для
начала
стакан
зубровки,
потому что
по опынту
знаю, что в
качестве
утреннего
декохта
люди нинчего
лучшего еще
не
придумали.
Так.
Стакан
зубровки. А
потом Ч на
Каляевской
Ч другой
стакан,
только уже
не зубровки,
а корианднровой.
Один мой
знакомый
говорил, что
корианднровая
действует
на человека
антигуманно,
то есть,
укрепляя
все члены,
послабляет
душу. Со
мной пончему-то
случилось
наоборот, то
есть душа в
высшей
степени
окрепла, а
члены
ослабели, но
я согласен,
что и это
антигуманно.
Поэтому там
же, на
Каляевской,
я добавил
еще две
кружки
жигулевского
пива и из
горлышка
альб-де-десерт
Вы,
конечно,
спросите: а
дальше,
Веничка, а
дальше, что
ты пил? Да я и
сам путем не
знаю, что я
пил. Помню Ч
на улице
Чехова я
выпил два
стаканна
охотничьей.
Но ведь не
мог же я
пересечь
Садовое
кольцо,
ничего не
выпив? Не
мог. Значит,
я еще чего-то
пил
А
потом я
пошел в
центр,
потому что
это у меня
всегда так,
когда я ищу
Кремль, я
неизменно
попандаю на
Курский
вокзал. Мне
ведь,
собственно,
и надо-то
было идти на
Курский
вокзал, а не
в центр, а я
все-таки
пошел в
центр, чтобы
на Кремль
хоть раз
посмотреть:
все равно
ведь, думаю,
никакого
Кремля я не
увижу, а
попаду
прямо на
Курский
вокзал.
Обидно
мне теперь
почти до
слез. Не
потому,
конечно,
обидно, что
к Курскому
вокзалу я
так вчера и
не вышел. (Это
чепуха: не
вышел вчера
Ч выйду
сегодня). И
уж, конечно,
не потому,
что
проснулся
утром в чьем-то
неведомом
подъезде (оказывается,
сел я вчера
на
ступеньку в
подъезде, по
счету снизу
сороковую,
прижал к
сердцу
чемоданчик
Ч и так и
уснул). Нет,
не поэтому
мне обидно.
Обидно вот
почему: я
только что
подсчитал,
что с улицы
Чехова и до
этого
подъезда я
выпил еще на
шесть
рублей Ч а
что и где я
пил? и в
какой
последовательности?
во благо ли
себе я пил
или во зло?
Никто этого
не знает, и
никогда
теперь не
узнает. Не
знаем же мы
вот до сих
пор: царь
Борис убил
царевича
Димитрия
или
наоборот?
Что
это за
подъезд? я
до сих пор
не имею понянтия;
но так и
надо. Все
так. Все на
свете
должно
происходить
медленно и
неправильно,
чтобы не
сумел
загордиться
человек,
чтобы
человек был
грустен и
растерян.
Я
вышел на
воздух,
когда уже
рассвело.
Все знанют Ч
все, кто в
беспамятстве
попадал в
подъезд, а
на рассвете
выходил из
него, Ч все
знают, какую
тянжесть в
сердце
пронес я по
этим сорока
ступеням чунжого
подъезда и
какую
тяжесть
вынес на
воздух.
Ничего,
ничего, Ч
сказал я сам
себе, Ч
ничего. Вот Ч
аптека,
видишь? А
вот Ч этот
пидор в
коричнневой
куртке
скребет
тротуар. Это
ты тоже
видишь. Ну
вот и
успокойся.
Все идет как
следует.
Если хончешь
идти налево,
Веничка, иди
налево, я
тебя не
принуждаю
ни к чему.
Если хочешь
идти
направо Ч
иди направо.
Я
пошел
направо,
чуть
покачиваясь
от холода и
от горя, да,
от холода и
от горя. О,
эта
утренняя нонша
в сердце! О,
иллюзорность
бедствия! О,
непопранвимость!
Чего в ней
больше, в
этой ноше,
которую еще
никто не
назвал по
имени? Чего
в ней больше:
паралича
или тошноты?
Истощения
нервов или
смертной
тоски где-то
неподалеку
от сердца? А
если всего
поровну, то
в этом во
всем чего же
все-таки
больше:
столбняка
или
лихорадки?
Ничего,
ничего, Ч
сказал я сам
себе, Ч
закройся от
ветра и
потихоньку
иди. И дыши
так редко,
реднко. Так
дыши, чтобы
ноги за
коленки не
задевали. И
куда-нибудь
да иди. Все
равно куда.
Если даже ты
пойдешь
налево Ч
попадешь на
Курский
вокзал; еснли
прямо Ч все
равно на
Курский
вокзал.
Поэтому иди
уж направо,
чтобы
наверняка
туда
попасть. О,
тщета!
О,
эфемерность!
О, самое
бессильное
и позорное
время в
жизни моего
народа Ч
время от
рассвета до
открытия
магазинов!
Сколько
лишних
седин оно
вплело во
всех нас, в
бездомных и
тоскующих
шатеннов!
Иди, Веничка,
иди. ЕЕЕ.
.
Фрязево
Ч 61 -и километр
_
Да. За
здоровье
тайного
советника
Иоганна фон
Гёте.
Я' как
только
выпил,
почувствовал,
что пьянею
сверх
всякой меры
и что все
остальные -
тоже .
АЕразрешите
вам задать
один
пустяшный
вонпрос ,-сказал
мне
черноусый
сквозь усы и
сквозь
бутерброд в
усах: он
опять
обращался
только ко
мне.
Разрешите
спросить:
отчего это в
глазах у вас
столько
грусти?..
Разве можно
грустить,
имея такие
познания!
Можно
подумать - вы
с утра
ничего не
пили!..
Как,
то есть
ничего! И
разве это
грусть? Это просто
замутнённость
глаз... Я
просто
немного поддалЕ
Нет, нет, эта
замугненность
- от грусти!
Вы как Гёте!
Вы всем
вашим видом
опровергаете
одну из моих
лемм,
несколько
умозрительную
лемму, но всё
же выросшую
из опыта! Вы,
как Гете, все
опровергаетеЕ
Да чем же я
опровергаю?
Своей
замугненностью?..
Именно!
Своей
замутненностью!
Вот послушайте,
в чем моя
заветная
лемма: когда
мы вечером
пьем, а утром
не пьем,
какими мы
бываем
вечером и
какими
становимся
наутро? Я,
например,
если выпью Ч
я весел
чертовски, я
подвижен и
неистов, я
места себе
не нахожу, да.
А наутро? Ч
наутро я не
просто
невесел, не
просто
неподвинжен,
нет. Я ровно
настолько
же мрачнее
обычного
себя,
трезвого
себя,
насколько
веселее
обычного
был
накануне.
Если
накануне я
одержим был
Эронсом, то
мое
утреннее
отвращение
в точности
равнонвелико
вчерашним
грезам. Что я
хочу
сказать? а
вот,
смотрите:
И
черноусый
изобразил
на бумажке
такую вот
хреновину. И
объяснил:
горизонтальная
линия Ч это
линия
обычной
трезвости,
повседневнная
линия.
Наивысшая
точка
кривой Ч
момент
засыпания,
наинизшая Ч
пробуждения
с похменлья...
Ч
Видите? Это
же голая
зеркальность!
Глупая,
глупая
природа, ни о
чем она не
заботится
так рьянно,
как о
равновесии!
Не знаю,
нравственна
ли эта
забота, но
она строго
геометрична!
Смотринте:
ведь эта
кривая
изображает
нам не один
толькожизненный
тонус, нет!
Она все
изображает.
Вечером -
бесстрашие,
даже если и
есть
причина
бояться
бесстрашие
и
недооценка
всех
ценностей.
Утром -переоценка
всех этих
ценностей,
переоценка,
переходящая
в страх,
совершенно
беспричинный
Если
с вечера ,спьяна
природа нам лпередала╗,
то наутро
она столько
же и
недодаст, с
математической
Точностью.
Был у вас
вечером
позыв к
идеалу Ц
пожалуйста,с
похмелья
его сменяет
порыв к
антиидеалу,
а если идеал
и остаётся,
то вызывает
антипорыв.
Вот вам в
двух словах
моя
заветная
лемма...
Она
- всеобща и к
каждому
применима.
Ау вас-все не
как у людей,
все, как у
Гёте!.. Я
рассмеялся: лПочему
ж она все-таки
лемма если
она всеобща?..
И
декабрист -
тоже
рассмеялся: лКоли
она всеобша
то почему же
лемма?╗
-А
потому и
лемма!
Потому что в
расчет не
приннимает
бабу!
Человека в
чистом виде
лемма принимает,
а бабу Ц не
принимает! С
появлением
бабы
нарушается
всякая
зеркальность.Если
б баба не
была бабой,
лемма не
была бы
леммой.
Лемма
всеобща,
пока нет
бабы.Баба
есть Ц леммы
уже нетЕ
В
особенности
Ц если баба
плохая, а
лемма
хорошаяЕ
Враз
заговорили
все. Да
что такое
вообще
лемма?
И что то
такое -
плохая баба?╗
лПлохих баб
нет, только
леммы одни
бывают
плохие...╗
Ч
У меня,
например, Ч
сказал
декабрист, Ч
у меня
тридцать
баб, и одна
чище другой,
хоть и усов у
меня нет. А у
вас,
допустим,
усы и одна
хорошая
баба. Все-таки,
я считаю:
тридцать
самых
плохих баб
лучше, чем
одна, хоть и
самая
хорошая...
Ч
При чем тут
усы!
Разговор о
бабе идет, а
не об усах!
Ч
И об усах! Не
было бы усов
Ч не было б и
разговора...
Ч
Черт знает,
что вы
городите!..
Все-таки, я дунмаю:
одна
хорошая
стоит всех
ваших. Как вы
на это
смотрите?.. Ч
черноусый
опять
поворотился
ко мне. Ч С
научной
точки
зрения, как
вы на это
смотнрите?..
Я
сказал:
Ч
С научной,
конечно,
стоит. В
Петушках, например,
тридцать
посудин
меняют на
полную
бутылку
зверобоя, и
если ты
принесешь,
допустим...
лКак!
Тридцать на
одну! Почему
так много!╗ Ч
галдеж
возобновился.
Ч
Да иначе кто
же вам
обменяет!
Тридцать на
двенадцать
это 3.60. А
зверобой
стоит 2.62. Это и
денти знают.
Отчего
Пушкин умер,
они еще не
знают, а это Ч
уже знают. А
все-таки
никакой
сдачи. 3.60,
конечно,
хорошо, это
лучше, чем 2.62,
но все-таки
сдачи не
берешь,
потому что
за витриной
стоит хонрошая
баба, а
хорошую
бабу надо
уважить...
Ч
Да чем же она
хороша, эта
баба за
витриной?
Ч
Да тем и
хороша, что
плохая
вообще бы
посуду у вас
не взяла. А
хорошая
баба - берет у
вас плохую
посуду, а
взамен дает
хорошую. И
поэтому
надо уважить...
Для чего
вообще на
свете баба?
Все
значительно
помолчали.
Каждый
подумал
свое, или все
подумали
одно и то же,
не знаю.
Ч
А для того,
чтоб
уважить. Что
говорил
Максим
Горький на
острове
Капри? лМерило
всякой
цивилизации
- способ
отношения к
женщине╗. Вот
и я: прихожу я
в
петушинский
магазин, у
меня с собой
тридцать
пустых
посудин. Я
говорю: лХозяюшка!
- голосом
таким
пропитым и
печальным
говорю. -Хозяюшка!
Зверобою
мне, будьте
добры...╗ И
ведь знаю,
что чуть ли
не рупь
передаю: 3.60
минус 2.62.
Жалко. А она
на меня
смотрит:
давать ему,
гаду, сданчи
или не
давать? А я на
нее смотрю:
даст она мне,
гадина
сдачи или не
даст? Вернее,
нет, я в это
мгнонвение
смотрю не на
нее. Я смотрю
сквозь нее и
вдаль И что
же встает
перед моим
бессмысленным
взором?
Остров
Капри
встает.
Растут
агавы и таманринды,
а под ними
сидит
Максим
Горький, из-под
белых брюк
волосатые
ноги. И
пальцем мне
грозит: лНе
бери сдачи!
Не бери
сдачи!╗ Я ему
моргаю: мол,
жрать будет
нечего. лНу,
хорошо, я
выпью, а чем я
зажирать
буду?╗
А
он: лНичего,
Веня,
потерпишь. А
коли хочешь
жрать - так не
пей╗. Так и
ухожу, без
всякой
сдачи.
Сержусь,
конечно,
думаю: лМерило!╗
лЦивилизации!╗
лЭх, Максим
Горький,
Максим же ты
Горьнкий,
сдуру или
спьяну ты
сморозил
такое на
своем Капри?
Тебе хорошо
Ч ты там
будешь
жрать свои
агавы, а мне
чего жрать?..╗
Публика
Ч смеялась. А
внучек
верещал: лИ-и-и-и-и,
какие агавы,
какие
хорошие
капри...╗
Ч
А плохая
баба? Ч
сказал
декабрист. Ч
Разве не
нужна
бывает и
плохая баба?
Ч
Конечно!
Конечно,
нужна, Ч
отвечал я
ему. Ч
Хорошему
человеку
плохая баба
иногда
прямо необходима
бывает. Вот я,
например,
двенадцать
недель тому
назад: я был
во гробе, я уж
четыре года
лежал во
гробе, так
что уже и
смердеть
перестал. А
ей говорят: лВотЧон
во гробе. И
воскреси,
если
сможешь╗. А
она подошла
ко гробу Ч вы
бы видели,
как она
подошла!
Ч
Знаем! Ч
сказал
декабрист. Ч лИдет,
как пишет. А
пишет, как
Лева. А Лева
пишет хуево╗.
Ч
Вот-вот!
Подошла ко
гробу и
говорит: лТалифа
куми╗. Это
значит, в
переводе с
древнежидовского:
лТебе говорю
Ч встань и
ходи╗. И что ж
вы думаете?
Встал и
пошел. И вот
уж три
месяца хожу
замутненный...
Ч
Замутненность
Ч от грусти, Ч
повторил
черноусый в
беретке. Ч А
грусть Ч от
бабы.
Ч
Замутненность
Ч оттого, что
поддал, Ч
перебил его
декабрист.
ЧДа
причем тут лподдал╗!
А лподдал╗ - то
почему?
Потому что,
допустим,
человек
грустит и
едет к бабе.Нельзя
же ехать к
бабе и не
пить! - плохая,
значит, баба!
Да если даже
и плохая - все
равно надо
выпить.
Наоборот,
чем хуже
баба, тем
лучше надо
поддать...
Ч
Честное
слово! Ч
вскричал
декабрист. Ч
Как хорошо,
что все мы
такие
развитые! У
нас тут
прямо как у
Тургенева:
все сидят и
спорят про
любовь... Данвайте
и я вам что-нибудь
расскажу -
про исключинтельную
любовь и про
то, как
бывают
необходимы
плохие бабы!..
Давайте, как
у Тургенева!
Пусть кажндый
чего-нибудь
да
расскажет...
лДавайте!╗
лДавайте, как
у Тургенева!╗
Даже старый
Митрич
- и тот
сказал: лДавайте!...╗
|
